Заместитель председателя Правления ЕАБР Сергей Шаталов газете «Коммерсант»: Перед нами еще лежит полоса волатильности

10 февраля 2012

Сергей Шаталов — о работе антикризисного фонда ЕврАзЭС

Антикризисный фонд (АКФ) ЕврАзЭС, которым управляет Евразийский банк развития (ЕАБР), заработал в декабре 2009 года. О том, что удалось и не удалось за прошедшие два года, о роли политических амбиций Москвы в решениях фонда и об особенностях макроэкономической политики Белоруссии в интервью «Ъ» рассказал заместитель председателя правления ЕАБР, управляющий директор по обеспечению деятельности АКФ СЕРГЕЙ ШАТАЛОВ.

«Говорить о провалах преждевременно»

 — Каковы первые итоги работы АКФ? Что получилось из того, что задумывалось изначально? И что пока не получилось?

 — Прежде всего, создана нормативная база — пакет политик, положений, процедур работы АКФ. Фонд создан коллективно в интересах антикризисного регулирования экономик наших стран как путем предоставления кредитов бюджетной поддержки, так и через инвестиционное сотрудничество. В настоящее время фондом выданы кредиты на сумму $3,07 млрд. Пока заработали инструменты бюджетной поддержки. Это две операции — кредит Таджикистану в размере $70 млн и большой кредит Белоруссии из шести траншей объемом $3 млрд. В работе еще 12 проектных предложений на общую сумму около $2 млрд.

 — Почему управление средствами антикризисного фонда было доверено именно ЕАБР?

 — Высший орган управления фондом — это его совет из шести министров финансов. Действует также экспертный совет фонда, дающий экспертные оценки заявкам и готовящий решения совета фонда. Роль ЕАБР состоит в управлении средствами фонда, проработке детальной проектной документации, финансовых моделей, рекомендаций в области экономической политики. Решение доверить эти задачи банку не было случайным. Уже на момент создания фонда у ЕАБР была команда профессионалов с изрядным опытом работы в коммерческих банках или в международных организациях типа ЕБРР и МВФ. То есть АКФ создавался не на пустом месте. Путем создания в ЕАБР управления по обеспечению деятельности АКФ мы дополнительно усилили эту экспертизу. Налажены отношения практически со всеми международными финансовыми организациями, что повышает эффективность использования средств АКФ и действенность наших программ. С некоторыми у нас есть протоколы о сотрудничестве, как, например, с Всемирным банком, с некоторыми другими мы обсуждаем такого рода формат. Мы ведем диалог как с МВФ, так и со всеми банками развития, которые представлены в регионе, причем даже с теми из них, в которых присутствуют не все наши страны-участницы. Мы, например, взаимодействуем с Азиатским банком развития, членом которого Россия не является.

 — Что не получилось?

 — Отчасти, наверное, в связи с мировой конъюнктурой АКФ пока еще не выдал ни одного инвестиционного кредита. Фонд все-таки антикризисный, и у наших акционеров есть ощущение, что до стабилизации и возврата периода сильного роста мировой экономики еще пройдет какое-то время. Перед нами еще лежит полоса волатильности. В связи с этим совершенно очевидно, что такой стабилизационный инструмент, как кредит бюджетной поддержки, можно вывести на боевые позиции гораздо быстрее, чем инвестиционный кредит, который может готовиться год, а порой и больше. Если, скажем, возникает острый кризис платежного баланса, мы можем оперативно среагировать и помочь стране справиться с ним через инструменты бюджетной поддержки.

 — То есть заявок на инвестиционные кредиты пока нет?

 — Конечно, есть. Фонд сейчас изучает три официальные заявки и семь предварительных предложений по инвестиционному сотрудничеству. Две заявки от Белоруссии, из них одна крупная — на строительство дорог. Это сегменты дороги, которая соединит Минск, Гомель и через украинскую границу пойдет на Киев. Один отрезок дороги делает Всемирный банк, еще один отрезок — Китайский банк развития. Это интересный дорожный проект со значительным антикризисным потенциалом, но до прояснения ситуации в мировой экономике совет фонда принял решение вернуться к рассмотрению этого вопроса весной. Еще одна заявка — от Армении на $400 млн по проекту «Наирит» — по восстановлению ведущего газохимического предприятия страны. Однако правительство озабочено уровнем своей долговой нагрузки, поэтому оно сейчас изучает альтернативы займу, в частности привлечение в данный проект стратегического инвестора.

 — Значит, провалов не было?

 — Мы еще слишком молоды. История самого ЕАБР насчитывает всего пять лет, а фонда — только два. Это пока не слишком почтенный возраст, поэтому говорить о том, что у нас были какие-то провалы за этот короткий период, наверное, преждевременно. Когда мы начнем писать десятилетнюю историю, тогда мы, наверное, скажем, что что-то могли сделать лучше.

 — Что еще предстоит сделать?

 — В настоящее время мы работаем над рядом политик, в частности по закупкам для инвестиционных проектов АКФ, по соблюдению экологических стандартов, по раскрытию информации. АКФ должен быть столь же прозрачным, как и другие международные институты развития. Сам ЕАБР сейчас развивает свою продуктовую линейку — в частности, предлагает такие специализированные финансовые продукты, как кредитные линии для поддержки малого и среднего бизнеса, микрокредитования, торгового финансирования, сейчас запускается программа кредитования проектов по повышению энергоэффективности. В фонде мы также думаем над новыми продуктами — например, кредитами на цели поддержки институционального развития и развития человеческого потенциала, потому что они тоже имеют значительный антикризисный эффект.

 — На каких условиях вы даете деньги?

 — В отличие от банков развития, которые работают с корпоративным сектором, у фонда условия всех кредитов стандартные. Для стран с низким уровнем дохода, которые определяются по критериям Всемирного банка (Киргизия, Таджикистан), наши условия в сумме дают грантовый элемент около 45%. Срок возврата для финансовых кредитов таким странам — до 20 лет, для инвестиционных кредитов — до 15 лет. Это включает до пяти лет льготного периода. Процентная ставка — 1%. Для стран со средним уровнем дохода (Армения, Белоруссия и Казахстан) наша ставка привязана к цене фондирования РФ и Казахстана. В нынешних условиях волатильных рынков мы привлекательны, если сравнивать наши ставки со ставками национальных рынков капитала. Прежде всего потому, что фонд предлагает длинные деньги. Но мы, конечно, не можем давать субсидируемый кредит для стран со средним уровнем развития. По очень простой причине: для этих стран предоставление субсидированных кредитов будет деформировать рыночные стимулы. И будет вытеснять рыночные коммерческие институты. Что мы делать, естественно, не хотим.

«Законы экономики работают как в Дании, так и в Белоруссии»

 — Каковы критерии отбора ситуаций, где должен быть задействован АКФ?

 — Что касается финансовых кредитов, то сам АКФ никогда в этом смысле инициативы не проявляет. Страны обращаются в фонд с просьбой подержать кредитом их программы сокращения дефицита бюджета либо дефицита платежного баланса. Если мы считаем, что стране действительно необходима помощь и она может реализовать меры экономической политики, которые приведут к стабилизации, тогда эксперты фонда начинают детально изучать программу антикризисных мер, которую формулирует сама страна. Если мы считаем, что нечто, по нашей экспертной оценке, может пойти не так, как задумано изначально, то тогда мы обсуждаем эти проблемы с потенциальными получателями помощи, предлагаем набор мер экономической политики, который, по нашему мнению, более эффективен. И в итоге переговоров вырабатываем единое мнение.

 — Насколько решения о выдаче или невыдаче кредитов обусловлены желанием России? Бытует мнение, что АКФ — это политический инструмент в руках Москвы.

 — Безусловно, на заседаниях фонда Россия как самый крупный акционер играет важную роль. В то же время совет фонда работает на основе консенсуса. Эта практика крайне важна. За два десятилетия своей работы во Всемирном банке я твердо усвоил, что простое навязывание каких-то рекомендаций никогда не работает. Государство само должно дозреть до понимания, что определенный набор экономических политик обеспечивает наименее болезненный, наиболее быстрый выход из кризиса.

 — А какая политика является для вас образцовой?

 — Я убежден, что невозможно взять ситуацию в конкретной стране и превратить ее в пример идеальной экономической политики для учебника. Корректировка системы экономических стимулов — это сложный процесс, который влияет не только на экономику в чистом виде, но и на общество в целом. Социальные издержки будут всегда. Достаточно вспомнить об опыте России в 1990-егоды. В то же время есть некий общий вектор. Фундаментальный принцип состоит в том, что искажение основных макроэкономических параметров никогда не обеспечит долгосрочный рост. Можно спорить по нюансам, в какой степени какой именно институт развития наиболее эффективен в какой отрасли, но необходимо соблюдение фундаментальных принципов макробалансирования экономики. Невозможно в течение десятилетия допускать высокую инфляцию или большой дефицит бюджета и платежного баланса и считать, что вы закладываете фундамент для устойчивого роста, а эти проблемы через какое-то время рассосутся сами собой. В этом смысле наши рекомендации не сильно отличаются от рекомендаций МВФ, хотя, конечно, у нас есть расхождения по важным деталям.

 — В чем тогда принципиальная разница между АКФ и МВФ? Почему, например, Белоруссия взяла сейчас деньги именно у вас? Есть мнение, что получить у вас деньги намного проще, потому что МВФ или Всемирный банк будут жестко требовать выполнения своих рекомендаций, а вы на особенности макроэкономической политики Минска будете смотреть более лояльно.

 — Наш фонд — это региональная организация, которая создана странами ЕврАзЭС как инструмент взаимопомощи. И у нас есть ряд преимуществ в своей зоне ответственности по сравнению даже с уважаемыми международными структурами. Представляется, что мы лучше понимаем взаимосвязь между экономическими, социальными и политическими аспектами развития постсоветских стран. Мы сравнительно маленькая структура, потому процессы принятия решений менее забюрократизированы. В этом наши плюсы. Поэтому странам ЕврАзЭС в каких-то моментах может быть удобнее работать с нами, чем с кем-то другим. Но это не отменяет нашей убежденности в том, что фундаментальные законы экономики одинаково работают как в Дании, так и в Белоруссии.

 — Александр Лукашенко говорил, что пообщался с товарищами из Народного банка Китая и именно они дали ему рекомендации, которые позволили снизить остроту валютного кризиса весной 2011 года. Вы эти особые рекомендации заметили?

 — Мы считаем, что это только полезно. Потому что у каждого ЦБ есть какой-то свой опыт, ведь, когда нас не было, были консультации между ЦБ двусторонние, и не только внутри СНГ. Так что этот процесс можно приветствовать.

 — Насколько белорусские власти оказались готовы воспринять какие-то рекомендации, поменять какие-то политики? Там ведь долгие годы проводилась совершенно своеобразная макроэкономическая политика.

 — Нам комфортно, мы говорим на одном языке. Кое-кто из наших партнеров пытался нас убедить в том, в чем нас трудно убедить: что можно обеспечить бескризисный рост путем накачки экономики кредитными ресурсами без оглядки на нарастающие диспропорции в экономике. Мы спорим, смотрим — в итоге приходим к каким-то компромиссным решениям.

 — В чем заключались ваши рекомендации Минску?

 — Мы ничего нового не предложили. До нас в 2009 году и до первого квартала 2010 года в Белоруссии действовала программа МВФ. Программа в целом была успешной, но не привела к сокращению дефицита платежного баланса по текущим операциям, который разрастался вследствие нагнетания спроса через эмиссионное кредитование экономики и более значительного, чем прогнозировалось ранее, падения мирового спроса. С началом программы АКФ в июне 2011 года Минск прекратил эмиссионное кредитование экономики по каналам ЦБ, и это существенное достижение. Наверное, нам повезло. Сначала МВФ работал над указанной проблемой, потом мы продолжили.

 — Насколько адекватно Минск оценивал масштаб и причины своих проблем?

 — У меня ощущение такое, что правительство очень хорошо понимало набор структурных проблем, диспропорции, которые сложились в экономике к 2011 году. Валютный кризис в Белоруссии весной 2011 года — это не первый кризис в истории мировой экономики. У нас много примеров, когда страны сталкивались с аналогичными вызовами. И первый соблазн — винить во всем внешнюю среду. Мол, во всем виновата волатильность на мировых финансовых рынках, а мы все делаем правильно. Но дело в том, что волатильность мировой финансовой системы — это норма. В силу этого некоторые страны оказываются более приспособленными к тому, чтобы выстоять в условиях волатильности, а некоторые страны — менее приспособленными. Белорусская модель, опиравшаяся на субсидирование импорта энергоносителей из России и продажу энергоресурсов в Европу по мировым ценам, была в целом устойчива до 2007 года. Но в условиях кризиса 2008–2009 годов Москва уже не смогла предоставлять такую субсидию. Белорусская модель была проверена на прочность, и сразу же открылись дефициты. В настоящее время Минск очень четко понимает, что эти дефициты надо убирать. Поэтому они добились сбалансированного бюджета уже в 2011 году.

 — Но ведь главная проблема Белоруссии не только несбалансированный бюджет…

 — Главная проблема, действительно, находится за балансом правительства — это квазифискальные операции, льготное кредитование целого ряда отраслей по линии госпрограмм. В принципе, все страны этим занимаются, но все дело в масштабах — величина кредитной поддержки экономики в Белоруссии в 2009–2010 годах была в разы выше, чем в любой соседней стране. Но правительство уже движется поэтапно к сокращению масштаба этих операций. В 2010 году кредитование по линии госпрограмм составляло 7% ВВП, в 2011 году по условиям программы АКФ должно составить 4%, а в 2013 году будет только 1%. В ближайшее время мы сядем с нашими белорусскими коллегами и подумаем, как нам адаптировать экономическую политику к меняющимся условиям. Во-первых, уже сейчас совершенно очевидно, что сильного оживления в мировой экономике не будет. Во-вторых, изменилась ситуация и в самой Белоруссии. Текущая инфляции трехзначная, так что необходима корректировка стабилизационной программы. В целом на техническом уровне понимание проблем есть. Но есть, конечно, очень большая озабоченность социальными последствиями попыток обуздать инфляцию. Например, в Белоруссии широко распространена ипотека для молодых семей. Это кредиты на 40 лет с очень низкой номинальной ставкой, привязанной к ставке рефинансирования. И если правительство будет бороться с инфляцией, слишком быстро поднимая ставку, будут просто очень большие социальные издержки. Нужно балансировать эти издержки стабилизации и экономическую логику программы.

«Китайские кредиты на 100% связанные»

 — В зоне ответственности АКФ сейчас очень активно действует игрок, который не входит ни в ЕврАзЭС, ни в СНГ,— Китай. Как вы сможете соперничать с Пекином в гонке по выдаче кредитов странам постсоветского пространства? Ведь даже Россия уже получила кредит в размере $25 млрд, Казахстан — около $15 млрд.

 — Во-первых, начнем с того, что кредит в размере $25 млрд от КНР получило не правительство Российской Федерации, а ОАО «НК „Роснефть“» в счет будущих поставок нефти в Китай. Во-вторых, существенное отличие инвестиционных кредитов ЕАБР и АКФ заключается в том, что наши кредиты не связаны. Мы проводим конкурс на закупку оборудования, на предоставление услуг, и у нас не предопределено, кто победит в этом конкурсе. А китайские кредиты на 100% связанные. Между тем опыт официальной помощи развитию, обобщаемый ОЭСР, говорит о том, что связанный характер помощи приводит к завышению стоимости товаров, работ и услуг по инвестиционным проектам как минимум на 15–20%. Я не говорю, что именно это происходит в китайских проектах. Но наличие связанной помощи — это факт. Во-вторых, все страны ЕврАзЭС привлекают кредиты как из КНР, так и из других стран, они хотят работать с максимальным числом партнеров, привлекая конкретного кредитора под решение конкретной задачи, сравнивая все преимущества. Нам кажется, что мы можем предложить конкурентные преимущества.

 — Киргизия обращалась с заявкой на кредит в АКФ, но из-заполитической нестабильности в стране вопрос повис в воздухе. Сейчас у страны появились президент и правительство. Теперь процесс пойдет?

 — Мы очень позитивно смотрим на сотрудничество с новым правительством как по линии кредита бюджетной поддержки, так и по линии инвестиционного кредитования. В Киргизии много интересных инвестиционных идей, причем не только в энергетике. Бишкек подавал заявку, но она не могла быть удовлетворена из-затого, что страна не входила в ЕАБР, который управляет средствами фонда. В октябре 2011 года эта процедура была завершена. Но за прошедший год ситуация в экономике достаточно сильно изменилась. Киргизия продемонстрировала уверенный рост — по итогам 2011 года около 8% ВВП. Он связан с впечатляющим увеличением поступлений от мигрантов. Кроме того, в официальном экспорте Киргизии половина приходится на золото, цены на которое росли. А в 2012 году Бишкек намерен запустить еще два месторождения — доля золота в экспорте страны еще больше вырастет. Экономическая ситуация в Киргизии абсолютно изменилась, и мы должны ответственно относиться к этому. Воспроизводить старую советскую ситуацию, когда решение о выделении средств принималось по внеэкономическим соображениям, никто не собирается. Мы должны в тесном сотрудничестве с Минфином Киргизии детально оценить текущую ситуацию. Это не займет много времени.

 — Если бюджетная поддержка Бишкеку не понадобится, могут ли за счет АКФ реализовываться в Киргизии инвестиционные проекты?

 — Конечно. Причем возможна ситуация, когда готовится очень привлекательный интеграционный проект в стране, у которой небольшой лимит доступа к средствам АКФ. Тогда средства могут быть выделены за счет крупного акционера АКФ, заинтересованного в реализации этого проекта. Например, в Киргизии это строительство ГЭС «Камбарата-1» и высоковольтной линии Датка-Кемин-Алма-Ата. Реализация этих проектов резко повысит стабильность экспорта электроэнергии из Киргизии в Казахстан. Думаю, и Казахстан, и Россия будут заинтересованы передать часть своего лимита в АКФ для такого рода проекта. Этот опыт может быть очень интересен для финансирования проектов по развитию электроэнергетических сетей, использующих современное оборудование, обеспечивающее существенное снижение потерь при передаче электроэнергии. Например, если повысить эффективность работы энергосетей Центральной Азии, высвобождаются генерирующие мощности на севере Казахстана для экспорта энергии на юг Сибири. Вариантов тут много.

 — Будет ли корректироваться работа АКФ с учетом создания ЕЭП и маячащей перспективы образования Евразийского экономического союза? Как фонд будет встраиваться в новую интеграционную динамику?

 — Я лично глубоко убежден, что новая интеграционная модель, которая сейчас формируется у нас на глазах, опирается на фундаментальные законы функционирования экономики, на фундаментальные рыночные принципы. Это необходимость обеспечения конкурентоспособности стран-партнеров за счет свободного движения товаров, услуг, труда, капитала. Если мы, например, представили бы на минуту, что АКФ сейчас создаст какую-то программу, которая за счет протекционистских мер на несколько лет улучшит ситуацию во внешней торговле какой-то страны, то понятно, что мы создадим дополнительные искажения в экономической системе и в конце концов эта модель обрушится. Думаю, миссия новой интеграционной модели и миссия АКФ совпадают. Так что существенной корректировки в деятельности АКФ ждать не стоит. Разумеется, если интеграционные процессы захватят наших соседей, то они могут быть заинтересованы и во вступлении в АКФ.

 — Расширение АКФ будет возможно при условии увеличения средств фонда?

 — Конечно. Но пока вопрос так не стоит. Потому что формальных заявок от новых членов у нас нет.

Интервью взял Александр Габуев

Сергей Шаталов
Заместитель председателя Правления Евразийского банка развития

Наверх

2021